Реабилитатор

Она умирала.

Или нет? Астахов в этом ничего не понимал. Но уже не было сил слушать этот, то затихающий, то нарастающий вой гланги. А еще называется «разумное существо»! Которое не может сказать, что у него болит.

Астахов слегка кривил душой. Вполне возможно, гланга что-то и говорила, только понять это было совершенно невозможно – переводчик не поддавался восстановлению после некоторого воздействия на него. Основные усилия приложила гланга – когда Астахов затаскивал вырывающуюся тушу в шлюз. Но и сам он был виноват – нельзя оставлять на проходе столь хрупкий предмет, выдерживающий усилие всего лишь в одну сотую мегапаскаля.

Теперь сиди и слушай. Чего она хочет? Может, спинку почесать? Или несварением желудка мучается? Еще бывают обширные внутренние повреждения, не обнаруживаемые при наружном осмотре. Между тем, Астахов не понимал – где спина у гланги, не знал – есть ли у нее желудок и не представлял – какой нормальный вид должен быть у этого вида разумных. Данных о ней было с гулькин нос, и все умещались на личной карточке разумного, без которой ни один нормальный не отправится на встречу с инопланетниками.

На всякий случай Астахов достал карточку и в очередной раз прочитал на универсальном: «Гланга. Личное имя – Манна Гриф. Пол – средне-женский. Окислитель – кислород. Ученые степени – академик. Занимаемая должность – инспектор по охране труда». В правом уголке карточки красовалось лицо академика. По виду сильно смахивающее на противоположный его конец – с несколькими щупальцами и перьеподобными выростами.

Так как Манна лежала на боку, Астахов, когда обращался к ней, смотрел на середину тела – чтоб не обижалась. Вдруг она его и без переводчика понимает. Конфуз может выйти.

Информаторий никаких сведений о глангах не давал – в боте стояла старая версия унифицированного каталога, не обновлявшаяся с момента приписки корабля к реперной станции. Астахов в который уже раз поклялся себе, что как только вернется – сразу обновит. Его же прямая обязанность – следить за программным обеспечением станции, и надо же – самому свое разгильдяйство боком вышло. Проблема только одна – вернуться.

Аварийный сигнал он послал незамедлительно; оставалось только ждать, что на него кто-нибудь когда-нибудь откликнется. И, желательно, в ближайшее время. Отправляясь протестировать системы бота, Астахов не озаботился ни малейшими мерами безопасности. На борту не было ни пищи, ни воды. Энергия и содержание кислорода соответствовали режиму консервации. А про горючее он даже узнавать не стал. Ну, не был Астахов специалистом по двигателям. И вполне исправный включать бы не стал, а тут, на экране, старательно мигала красная надпись: «Неисправность двигателя».

Еще и гланга эта…

- Бот-три! Бот-три! Отвечайте! – проскрипел видеофон. Настройка барахлила. Но то, что он включился, заговорил и даже пытался выдать радужное, хоть и плоское, изображение, несказанно приободрило Астахова.

- Бот-три здесь! – радостно сказал Астахов, - кто на связи?

- Начальник участка Берендеев, - ответила станция. - Представьтесь и объяснитесь!

- Здравствуйте, Альберт Леонидович!! – душевно и ласково, как любимому человеку, протянул Астахов, - это инженер Дмитрий Астахов.

- Что вы делаете в занимаемом секторе? – грозно и скрипуче поинтересовался Берендеев.

- Авария у меня, - тем же радостным тоном продолжил Дмитрий, счастливо улыбаясь.

- И чему вы радуетесь?

Астахов попытался сжать губы, прижал ладонь ко рту, чтоб убрать дурацкую улыбку с лица, но получилось плохо.

- Тому, что вы меня не забыли и скоро спасете.

- Кто сказал, что скоро? – удивились на станции. – Вам придется подождать. У нас сейчас нет судов для буксировки бота – все отправлены на встречу с транспортником. Как только вас угораздило?.. Запас кислорода какой?

Дмитрий посмотрел на экран.

- На восемнадцать стандартных часов. Скорость удаления – четыреста метров в секунду. Что с двигателем – не знаю.

- И не надо! Не хватало еще, чтоб вы в двигателе копались. Сидите, отдыхайте. Время ожидания будет оплачено как за вынужденный простой. Через шесть часов вышлем буксир. Так что вам предстоит девять часов отдыха. Можно даже выспаться, - Берендеев подмигнул.

- Всё это хорошо. Даже замечательно. Но что мне делать с глангой?

- С кем?!

- Вот с нею, - Астахов посторонился от объектива и указал рукой на Манну Гриф.

- А как она к вам попала? – подозрительно спросил начальник участка. Будто Астахов занялся похищением разумных и, того гляди, предъявит свои требования по выкупу.

- Эта штука долбанула мне в район двигателя, а потом оказалось, что оттуда вылазит это существо, ну, я его и затащил в бот, потому как оно вроде без скафандра было… - Дмитрий старался побыстрее объясниться, чтобы снять с себя возможные подозрения.

- Ничего не понял, - Бенедиктов выпятил челюсть, экран видеофона завернул ее до самого носа, и Астахов чуть не фыркнул, - прибудете – напишете докладную на мое имя. Только чтоб всё понятно было. До связи.

- Э-э-э, подождите, - опешил Астахов, - но, по-моему, она умирает.

- Гланга ваша?

- Ну, да. С ней явно что-то необычное происходит. Мне нужна консультация.

Начальник участка посмотрел в потолок, кратко сказал: «Ждите!» и отключился.

- Сейчас всё образуется, - успокоил Манну Астахов. Разумеется, успокаивал он в первую очередь себя – вряд ли гланга его понимала.

Действительно, ждать пришлось недолго. Видеофон включился, показав двоих - Берендеева и врача станции.

- Та-а-ак. Кто у нас болен? – профессиональным голосом спросил врач. – Вы?

- Не я, - Дмитрий помотал головой, - она.

- А к-кто это? – чуть заикнувшись, врач перешел на обычную речь.

- Думаю, инопланетное разумное существо, - саркастически сказал Астахов. – Гланга. Вас же как консультанта сюда пригласили, или я ошибаюсь?

- Что ж вы меня не предупредили?! – возмутился врач, повернувшись к начальнику участка, - я думал, вы о человеке говорите!

- Ну, Валерий Вениаминович, - попытался оправдаться Бенедиктов, - вы же врач. Вам всё должно быть под силу…

- Она ж по-русски не понимает! – продолжал возмущаться врач.

- Не понимает, - поддакнул Астахов. – И я ее – тоже. Переводчик поломался.

- Ответственность на вас будет, Альберт Леонидович, - Валерий надул щеки, а потом с силой выдохнул. – Я бы и вплотную не смог ничего сделать, а тут давать консультацию неспециалисту по видеофону относительно больного существа, о котором я ни сном, ни духом. Вообще.

- Ну, хоть что-то можно сделать? – чуть заискивающе попросил Дмитрий. – Очень уж она сильно воет. Ее кораблик, что об меня разбился, совсем маленький был. Не иначе – спасательная капсула. А в таком случае, есть крейсер, с которого она ушла и совсем недавно. Если поискать крейсер, может, там смогут помощь оказать, пока я совсем с нею не загнулся. Он явно где-то рядом. Реперная же точка.

Начальник участка опять выпятил челюсть, почесал подбородок и вынес решение:

- Будем искать этот крейсер. Черт с ним, с транспортником. Если один буксир снять – ненамного опоздаем с разгрузкой, небольшие санкции будут. Как крейсер обнаружим – сразу премию дадут. Но всё равно – буксир тебе сейчас не пошлю, только после поисков. Протянешь?

- Постараюсь, Альберт Леонидович! – четко ответил Астахов.

- Вы здесь с доктором покумекайте, а я – по делам. Да, кстати, оплату ваших переговоров станция на себя возьмет, не беспокойтесь.

- Хорошее дополнение, - сказал Валерий, - приступим? Доставайте приборы и инструменты.

Дмитрий с укоризной посмотрел на врача и не двинулся с места.

- Что не так? – поинтересовался Валерий.

- Какие приборы и где доставать? Нельзя ли получить более точные инструкции?

- Ах, это… - протянул врач. – Конечно, конечно. В отсеке тридцать два с левой стороны находится панель, помеченная красным крестом. Откройте ее и скажите, что там лежит.

Астахов послушно нашел нужный отсек, вскрыл панель аварийным ключом и внимательно рассмотрел лежащие там предметы.

- Ну что? – нетерпеливо спросил врач.

Астахов ругнулся про себя и индифферентно сказал:

- Квадратная коробочка с подсвеченным экраном на верхней стороне и градуированной шкалой. Несколько синих трубочек, непонятно как соединенных и смотанных в клубок. Розовые цилиндрические непрозрачные баночки из металла и пластика с непонятными надписями сбоку. Черная клейкая лента полуметровой длины. Россыпь круглых блестящих шариков…

Врач поднял брови, почесал начинающую проглядывать лысину и сказал:

- Ничего не понял.

- Я тоже ничего не понимаю в вашей медицине! – Астахов раздраженно захлопнул панель. Время уходило, а гланга стонала всё заунывнее. Да и на станции все какие-то непонятливые попались. Что врач, что начальник участка.

- Тогда принесите содержимое сюда, чтобы я смог посмотреть на него, - нашел выход Валерий.

Дмитрий сгреб в пластмассовый контейнер всё, что находилось в медицинском отсеке, принес на мостик и высыпал на консоль перед объективом видеофона.

Врач внимательно рассмотрел, скривился, аж экран рябью пошел, и пробормотал:

- Странно. Детский набор. Как он сюда попал? Кто эти боты оснащал? И вообще – проходил ли он плановую проверку?

Астахов посчитал, что вопросы – риторические, и отвечать не стал. Чего подставляться? Плановые проверки входили в круг обязанностей начальника участка, инженера по техническому надзору и инженера по программному обеспечению, кем Дмитрий и являлся. Проводиться должны были раз в три стандартных месяца. Но за полтора года, что Астахов провел на реперной станции, Берендеев ни разу не собирал группу проверки. Видимо, зря.

Чтобы отвлечь врача, Дмитрий кашлянул и сказал:

- А этим ничего нельзя сделать?

- Вы пробовали носить детские вещи?! Есть детское пюре?! Да хоть забраться в домик на детской площадке?!

Астахов стушевался и робко сказал:

- Но ведь гланга – не человек. У нее вообще, наверно, всё не так.

- Вот именно! – Валерий расцвел радужными полосами и замолчал, скрестив руки на груди.

Дмитрий подумал и решил действовать сам. Взяв в руку что-то вроде крупноячеистой сетки, он спросил:

- Доктор, это что?

Валерий мрачно глянул и нехотя ответил:

- ЭСП – эмпатический синхронный преобразователь. Предназначен для определения болезней у детей, которые не умеют еще говорить.

- Это как? – теперь Астахов уже не понимал.

- Ребенок до трех лет, а тем более младенец, не в силах отождествить место, которое у него болит. Ему просто больно. Он плачет. Мы знаем, что с ним что-то не в порядке, но – что? Даже достаточно большой укажет источник боли приблизительно. Для диагноза нужно знать всё это точно. Врач надевает ЭСП, подсоединяется к мозгу ребенка и начинает чувствовать в себе то, что испытывает больной. Собственное строение врач прекрасно знает и может объяснить – в чем причина боли и плача ребенка. Ясно?

- Ясно. Как насчет обратной связи?

- Она есть, - врач вдруг задумался, - не может не быть. По крайней мере, в момент исследования дети становятся спокойнее. Им передается уверенность врача в благополучном исходе.

Астахов вдруг не понятно чему обрадовался:

– А если я к гланге подключусь?

У Валерия глаза на лоб полезли.

- Вы так хорошо знаете строение своего организма? Да и совместить вашу эмпатическую картину с ее попросту невозможно! Она физиологически совершенно не похожа на человека! Вполне возможно, вы испытаете болевой шок, и придется спасать еще и вас. И как это сделать? Только вашего трупа мне хватало для полного счастья!

- Я попробую, - улыбнулся Астахов, - вдруг получится. Что почувствую – расскажу вам. Там уж и решим, как ее лечить.

Врач покрутил пальцем у виска, а потом махнул рукой – на Дмитрия невозможно было никак воздействовать.

Астахов сравнил фото на личной карточке с обоими концами гланги и пришел к выводу, что один из них всё же больше смахивает на лицо. Наверняка, мозг недалеко – лучше подключаться именно здесь. Надел на голову сетку ЭСП, прилепил к гланге две присоски, предварительно на них плюнув, присел рядом, чтоб не шлепнуться на палубу, если сознание потеряет, и включил прибор.

- Ну, как? - тревожно спросил врач.

- Темно. Но при этом чувствуется какое-то странное свечение вокруг. Искрящееся, будто сквозь дымку зеленого цвета, - глухо проговорил Астахов напряженным голосом.

- Что внутри?

- Внутри - свечение. Синее. И словно невозможно вдохнуть. Будто надо дышать жидкостью.

- Конечности не беспокоят? Другие органы? - спросил Валерий по привычке.

- Гибкость. Скованная. Тяжело шевелить ушами и носом.

- Снимайте ЭСП!

- Я говорю себе. Брат - брату. Сестра - сестре. Гланг - гланге. Не есть. Не быть. Не находиться.

- Снимай!! - врач крикнул со всей силы, чтобы заставить Дмитрия избавиться от ЭСП.

Медленным движением Астахов смял сетку на голове и стянул ее с себя. Он сидел с закрытыми глазами, чуть покачиваясь, приходя в себя, причем, в буквальном смысле. Правда, не очень долго. Потом заморгал и чуть приоткрыл один глаз, весь скривившись.

- Как-то ярко, вы не находите, Валерий Вениаминович?

- Я - не нахожу. А вот для гланги - действительно. И еще мне не понравилось, что она не может дышать. Оденьте-ка скафандр. Надеюсь, они у вас на боте в работоспособном состоянии.

Не прекословя и ни о чем не спрашивая, Астахов поднял с палубы полужесткий скафандр для работы в космосе и в два приема натянул его прямо на гелевый, который так и не снял после предыдущего выхода в открытый космос.

- Дальше что? - Астахова клонило в сон. Язык заплетался, и не все слова выговаривались как следует.

- Снизьте давление. Уберите видимый свет.

- Понял, - Астахов резко кивнул так, что лицевая пластина сорвалась со стопора и захлопнулась. Неверным движением приподнял ее и добавил, чтобы врач его услышал, - поможет?

- Сейчас увидим, - врач нервно потер ладони друг об друга.

Дмитрий опустил лицевую пластину, включил аварийное удаление воздуха - крайне необходимая мера при пожарах, выключил всё освещение, кроме зеленого аварийного, а потом, подумав, и искусственную гравитацию для полного счастья.

Астахову стало хорошо. И главное - тихо. Он покрутил руками перед объективом видеофона - дескать, сказать ничего не может, и улетел в дальний от гланги угол. Валерий что-то говорил с экрана, стучал пальцем по правому виску, не понятно на что намекая, но Дмитрию стало на всё это глубоко плевать. Гланга молчала. Либо звук не передавался в обезвоздушенном помещении, либо был выключен или испорчен наружный микрофон у скафандра, либо, наконец, Манне Гриф полегчало.

Дмитрию мыслилось с некоторым напряжением. Происходящее в боте воспринималось не сразу, а объяснений на ум не приходило - сколько ни тряси головой. Зачем гланга подлетает к нему? Зачем машет всеми щупальцами? Для чего открывает навигационную панель, панель управления двигателем и панель жизнеобеспечения? И за каким, извиняюсь, овощем лезет туда всеми своими конечностями?!

Астахова отнесло обратно к видеофону, только вниз головой. Валера потешно открывал рот, будто третьим глазом моргал, и шевелил пальцами. "Наверно, сказать что-то хочет, - решил Дмитрий, - подключиться надо". Неуклюже сложив пальцы в кулак, Астахов выставил мизинец вперед и ткнул им в разъем микрофона.

- …Ну, полный!! - больно ударило по ушам.

- Не худой, в смысле? - поинтересовался Астахов.

- Я говорю - идиот ты полный! - заорал врач.

- Точно? Ну, вам, как специалисту виднее, - Дмитрий вдруг икнул.

Валерий зашипел.

- Она тебе сейчас бот разломает, направление сменит, никакой пеленгатор не найдет!

- Здорово! - восхитился Астахов, - Альберт Леонидович побегает! Или полетает?

Дмитрий задумался. Неудержимая икота сразу же сбивала едва проклевывающиеся мысли, и это понемногу начало Астахова раздражать. Да еще Валера в ухо бубнит об усмирении. Надоел.

Астахов выдрал палец из разъема и совсем не удивился, что из поля зрения пропал видеофон. Зато возникла Манна. Дмитрия несло прямо на нее. Сделав всего два конвульсивных движения руками и ногами, Астахов врезался в глангу, крепко ее обнял, а носком космического сапога ударил в раскрытую панель.

Совершенно неожиданно включился двигатель бота. Астахова вместе с Манной швырнуло на переборку и хорошо припечатало. Дмитрий так и не выпустил глангу из объятий и теперь лежал на ней, не в силах сползти и наливаясь краской от смущения.

Манна Гриф лежала тихо, не шевелясь. Скорей всего, это означало, что Астахов ей что-то повредил.

"Незадача, - подумал Дмитрий, - опять с доктором надо связываться. Вот только как это сделать? И куда мы летим? Может, нас теперь и вовсе не спасут…"

Астахов шмыгнул носом, жалея, что так и не успел ничего в этой жизни сделать. Однако лить слезы внутри скафандра совершенно невозможно - их даже не вытереть. Так. Надо снять шлем, а там уж и плакать.

Дмитрий попытался сползти с мягкого тела гланги, поерзал по ней влево-вправо, вверх-вниз, но ускорение прижимало довольно сильно, и ничего не получилось. Оставалось подождать, пока закончится горючее, потом поднять давление, включить искусственную гравитацию и нормальное освещение. Нет, пожалуй, свет он не станет включать - зеленоватый сумрак - что может быть приятнее?

На его счастье, горючего было немного. Астахова отбросило от Манны и прямо на вскрытые панели. Гравитацию даже не пришлось включать - Дмитрий опять что-то задел, и два "же" пригвоздило его к полу.

Чуть полежав, Астахов кряхтя поднялся на четвереньки, подобрался на карачках к пульту и, не глядя, вернул все в привычное состояние. Вздохнул, снял шлем и уставился на экран внешнего обзора.

- Валера! Это что? - недоуменно и тревожно спросил Дмитрий.

Как ни странно, врач услышал.

- Где?

- Ну, посмотри на экран.

Валерий некоторое время шевелил челюстью, думая, чтобы такое сказать – не очень обидное для Астахова, не придумал и ограничился ядовитым вопросом:

- На какой?

Тут до Дмитрия дошло, что врач по видеофону видит только его самого и внутренние помещения корабля.

- Ах, да. Сейчас включим.

Пощелкав кнопочками, Астахов нашел нужную опцию «Вывод внешнего изображения на удаленный источник» и радостно ее врубил.

Валерий что-то подкрутил у себя на пульте и с полминуты разглядывал картинку. Расширил глаза и запустил стандартный станционный определитель прибывающей техники. Дмитрий ждал. Предчувствие чего-то нехорошего всё нарастало.

Получив ответ, Валера ухмыльнулся, выдержал паузу и, наконец, злорадно ответил:

- А это, Дима, чужой боевой крейсер. Сейчас ты в него впилишься. И у меня появится второй пациент, не отличающийся большой разумностью. Ты.

 

Признавать вину, не признавать - Дмитрий еще не решил. Совсем же маленькая она, а совсем не такая, как Альберт Леонидович говорит.

Поэтому Астахов скромно молчал, внимательно разглядывая царапину на титановой ножке стола начальства и гадая - чем ее нанесли. Глядеть на Бенедиктова было невозможно - красный, потный, орущий - неприятное зрелище.

- Выговором не отделаетесь! Я вас в ремонтники отправлю! Это ж надо умудриться порвать инерционную сеть ботом, врезаться в боевой корабль инопланетников, разворотить им всю броню по борту и лишить энергоснабжения! Потом они вас еще и восстановили, и назад отправили! Скандал межпланетный! Вы нас с глангами в войну втравили! Как выкручиваться?! Что делать?! От проверочных комиссий не отбиться будет! Вся работа прахом пойдет! Никакие связи не помогут! Ну, Астахов…

Гневную речь Бенедиктова прервал курьер от адмирала. Войдя, и не обратив внимания на орущего начальника участка, он резким движением вытащил из планшета конверт, подал его Дмитрию, отступил на шаг и четко сказал:

- Послание с рейдера глангов. Завизировано адмиралом Михайловым. Ознакомьтесь.

Астахов взял конверт, неровно вскрыл его и вытащил послание. Тут же заиграла непривычная музыка, и у стены возникло голографическое изображение старинного замка, разрисованное веселенькими картинками. На вытащенном же листочке были видны только разноцветные неровные полосы - ничего более.

Дмитрий недоуменно посмотрел на курьера.

- А вы листок переверните!

Астахов послушался, и радужные разводы сложились в текст на русском языке:

"Выражаем благодарность за успешную реабилитацию Манны Гриф. Организованные вашей стороной критические обстоятельства на грани выживания способствовали успешному и наиболее полному восстановлению душевного спокойствия ценного специалиста. Безусловно, наше дальнейшее сотрудничество будет крепнуть и расширяться. Надеемся лично увидеть инженера Дмитрия Астахова у себя на борту в качестве полномочного представителя земной федерации для обмена опытом по реабилитации. Верховный Совет Глангов".

Дмитрий выпустил листок из ослабевших вдруг пальцев и беспомощно развел руками.