"... и ступишь на тропу, что ведет в Седую Долину. А Седой ее зовут, Яххи-сэй, оттого, что седым туманом полна она до краев, словно чаша - молоком. Узкая тропа вьется по дну долины, меж высоких седых трав, и легче легкого оступиться и потерять ее. Но ты не должна бояться, Искорка, Солнечная Кровь не даст тебе заблудиться..."

   "А что же дальше, наэнни?"

   "Пройдя Долиной, достигнешь Одинокого Клыка, и на острой его кромке блеснет отсвет Небесного Огня - он и укажет тебе путь дальше, на золотую дорогу, в Страну Весеннего Ветра..."

   - ... отсвет Небесного Огня... - бессмысленный неслышный шепот, - ... по золотой дороге... в Страну... Страну Весеннего...

   Чужие голоса вокруг сливаются в неясный гул - неудивительно, если не помнишь, не знаешь, не хочешь знать, помнить и понимать их язык. Пинки сапогами под ребра и тычки длинной железной палкой в бок тоже сливаются, и уже неважно, кто, как и когда бьет и пинает.

   - ... ступишь на тропу, ведущую в Седую Долину... вот, я ступила - и потеряла тропу... Куда же мне дальше, наэнни?...

   Жадный туман вокруг не седой, он черно-красный, он оплетает, обволакивает, растворяет в себе еще живую добычу, медленно отгрызает по кусочку, смакует драгоценное блюдо - Солнечную Кровь. И не вырваться, и не встать... можешь выть в голос или молчать, можешь рваться и грызть губы - туману все равно. Муха в паутине. Солнечный зверек с бархатной шкуркой... попалась в тенета.

   Глупое тело хочет жить. Подлое тело предает - и корчится от боли, и дергается под ударами, пытаясь свернуться клубком. И вовсе не ошейник не дает соскользнуть в изменение и исцелиться в ласковом свете Небесного Огня - остаток воли не дает. Упрямство и дикая гордость Свободной Крови, вернее, те их огрызки, что ей остались. Сколько дней прошло? Нельзя спать... нельзя поддаваться!

   Еще немного - и тело сдастся, порвутся уже истончившиеся нити - и останется только дух, золотая искра в красно-черном мареве... и возникнет под ногами тропа в Седую Долину... Можно убить дочь Солнечной Крови, можно запереть ее в клетку и посадить на цепь, но рабыней ее не сделает никто и никогда. Только продержаться, только не позволить себе измениться - и тогда голод и боль сделают свое дело. Скоро уже станет все равно. Несколько шагов осталось. Всего лишь несколько шагов.

   Хуже всего - запахи. И еще - шум, это бессмысленное гудение слишком резких голосов, слишком громкие звуки непонятной речи. Жуткая смесь запахов и звуков бьет больнее, чем все эти плетки и палки. Это глаза еще можно закрыть, а вот нос не прикроешь связанными руками, и уши не заткнешь.

   Сколько дней? Она не считала и не помнила. Надо было бежать... со всех ног бежать, пока воины еще сдерживали их... пока наэ... наэнни, мамочка... рыча, в последнем усилии рвала клыками брюхо охотника... Почему отказали ноги, почему застыла тогда, скованная ужасом, до тех пор, пока не набросили сеть, пока не стало слишком поздно? Предательница... тварь...

   Всё утро прошло в переговорах. Крикс - царь Тиримиса торговался за каждый рэр земли, но темный эльф не уступил его требованиям даже в самых незначительных мелочах. Новая граница будет проведена там, где воины армии Владычицы сложили приметные издали пирамиды из отрубленных вражеских голов. Пленных эльфы не брали.

   Когда они вернутся сюда через три Цикла, а по людскому счету примерно лет через десять. К тому времени хитрый Крикс успеет издохнуть, а его наследники передерутся за кривоватый, чудовищно неудобный трон и тяжеленную корону, натирающую уши шестому поколению царей. И тогда Ланх'атт и его воины не оставят от Тиримиса камня на камне. Ничего, что напоминало бы о четырехсотлетнем владычестве незваных пришельцев с чужого континента. Богиня будет счастлива. Владычица тоже.

   Как мог Первый Воин Аннр'мэт - его предшественник, позволить пересекшим океан пришельцам обосноваться на этой земле? О жалости речи быть не может. Какая жалость к чужакам? Может быть, Аннр'мэт решил, что столь слабые и беззащитные существа не способны причинить вреда? Или, вообще, счел более подходящими жертвами Богине, чем Светлые, живущие По-Ту-Сторону-Великой-Реки? Тем более, что чужаки сами предложили отдавать некоторых своих сородичей для жертвоприношений, в качестве платы за новые земли. Они частенько воевали меж собой и тогда давали больше жертв, отобранных из числа побежденных. Аннр'мэт, как показало время, жестоко ошибался. Пришельцы постепенно захватывали все новые и новые земли. В основном, за счет Светлых. Им хитрость и коварство чужаков из-за океана, оказались внове. Темных смертные побаивались до поры до времени, и только тогда, когда сочли себя достаточно сильными, осмелились напасть на небольшое поселение в Стеклянном Лесу. Сама Богиня ужаснулась их жестокости и зверствам...

   Ланх'атт почувствовал, как леденеет кровь в его жилах. От застарелой, как первый шрам, ненависти. К городу, к его жителям, ко всему их миру. Тиримис! Тиримис-с-с-с! Когда он произносил вслух это имя, с губ срывалось рассерженное змеиное шипение.

   Чтобы не видеть подобострастных улыбок, увешанных разноцветными стекляшками, рабынь-музыкантш, не слышать заунывный визг терзаемых инструментов, и не вдыхать густую смесь запахов благовоний, роз и подгнивших фруктов, присыпанных толстым слоем перца Ланх'атт сбежал из царского дворца. Тем более, что он еще не видел как смертные укрепляют свою гавань.

   Выбеленное солнцем белесое от жары полуденное небо куполом накрыло город, который пегим зверем залег меж двумя холмами, чтобы напиться из залива горько-соленой воды. Столбы пыли, смрад, мухи, крикливые люди, горы отбросов, чайки, стены глинобитных и саманных домишек, голопузые дети, собаки, заборы, лабазы, сараи, козы... Зачем им столько тощих заморенных коз?..

   На голову выше самого высокого из обитателей Тиримиса Черный Лорд рассекал толпу, как горячий нож кусок масла. Завидев эльфа с черными волосами и обсидиановым взглядом, в ослепительно снежно-белой рубашке, дети с плачем разбегались в стороны, женщины закрывали лица, мужчины прятали глаза и расступались. Его имя давным-давно стало символом самого страшного зла. "Чтоб ланхатт тебя взял!" - говорили люди, кляня недруга. Священнослужители с амвонов храмов проклинали жестокого полководца темных эльфов, называя его прислужником самого Антипода. Но Антипод не покидал своих чертогов в Преисподней, он не водил беспощадных армий на людские города, стирая их с лица земли, не проливал реки крови и не спускал вниз по Вьяру караваны плотов полных обезглавленными трупами, и не ходил во плоти по улицам Тиримиса - высокий, надменный, бессмертный и вечномолодой. Антипода, если разобраться, боялись гораздо меньше. Владычица, как всегда, оказалась права, посылая на переговоры своего таэн'исc'карра - Первого Воина, вместо Фэнн'лит - Вестницы. Люди ненавидели Ланх'атта. Ненавидели и смертельно боялись. Но не посмели запретить осмотреть все, что он захотел.

   Площадь...базар... раскаленное безжалостное Око в полуденном небе. Как чужаки смогли сделать так, что даже Небесный Огонь здесь ранит свою дочь? Разве возможно такое?

   "Возможно", - поняла она, вздрагивая под обжигающими стрелами лучей, почти отвесно падающими... нет, наотмашь рассекающими тело, - "Здесь - возможно. И не осветит мне дорогу, а выжжет глаза..."

   Лисси почти задохнулась, почти утонула в раскаленном болоте - жуткая алая смесь удушающих запахов и звуков неподъемной тяжестью навалилась на плечи, а ниже плеч она уже не чувствовала своего тела. Яххи дышала неровно и часто, обжигая ноздри, а потому резкую и тонкую струйку ледяного чужого запаха уловила не сразу. Это было так неожиданно, так жутко, что лисси забылась и открыла глаза и даже чуть приподняла голову, чтоб убедиться в ошибке. Но разглядеть хоть что-то было невозможно - алая пелена была повсюду, Яххи слепо повела слезящимися глазами в сторону - и не поверила. Тень. Холодная черная тень... т'хесс.

   Возможно, еще час назад лисси испытала бы отвращение и ужас, почуяв запах древнего врага, заметив лишь край его тени - но теперь... а чего боятся теперь? Т'хесс, темный эльф - это ледяное черное зло, но...

   "Чистое зло", - подумала она, - "Вот почему не боюсь. Знакомое, понятное и чистое. Смерть. Он может толкнуть меня на тропу - и это будет быстро и чисто..."

   На обратном пути Ланх'атт заблудился и к отвращению своему оказался на базаре. Во всем мироздании не существовало места хуже, чем торжище в Тиримисе, всегда убежден был Черный Лорд. Эльф хотел уйти, и тут он увидел...

   Она сидела в низкой клетке затянутой мелкой металлической сеткой густо облепленной грязью и птичьим пухом. Разбитые в кровь и растрескавшиеся губы покрывала черная корка. Обкромсанные бараньими ножницами лохмы сбились в сплошные колтуны серого цвета. Широкий металлический ошейник до мяса растер выступающий позвонок. Ранка сочилась гноем. Её руки, покрытые болячками, жестоко вывернули за спину и связали не только в запястьях, но и в локтях. Столько страдания, боли, отчаянья и жажды смерти он не видел раньше ни в чьих глазах. Ни в глазах казнимых врагов, ни в глазах повергнутых соперников. Ланх'атт растерялся. Видит Богиня, впервые за последние четыреста лет растерялся. Потому что грязная пленница в клетке оказалась чистокровной лисси - оборотнем с Той-Стороны-Великой-Реки! И она хотела одного - умереть.

   - Сразу, говорю, видно, что господин не видел оборотня, - пролепетал толстый торговец в рваном шелковом халате, крутившийся рядом. - Девка - всамделяшняя лисси. В человечьем обличье с ней справиться легче. Вот и держу в ошейнике.

   "Кому ты врешь, старый выродок? Когда это какой-то вонючий ошейник мешал лисси обернуться?"

   - Сколько? - спросил Ланх'атт, изнемогая от желания раздавить жирное горло торговца, сломав ему хрящи гортани.

   - Чего сколько?

   - ...денег ты хочешь за лисси, человек? - проскрежетал Черный Лорд.

   Звуки языка чужаков жгли его горло, как хмельное и вонючее поило столь любимое и почитаемое смертными.

   - Десять золотых корон!

   Проклятое золото пришлого, наглого, лживого народа! Деньги без счета полетели в пыль под ноги торговца, и пока тот ползал в пыли, собирая монеты, его помощник открыл клетку и вытащил оттуда девчонку.

   Ланх'атт достал из ножен на бедре длинный охотничий нож. Столпившиеся вокруг зеваки ахнули и сделали шаг вперед, чтобы не пропустить зрелища, как Черный станет резать глотку оборотню. Темные эльфы и оборотни враждуют испокон времен. Их ненависть друг к другу горяча, как солнце и бездонна, как морские пучины. Но эльф, к общему разочарованию, всего лишь вспорол путы на руках девчонки.

   ...Она все еще не могла разглядеть ничего, кроме нечеткого темного пятна, да она и не пыталась... довольно было запаха, что усилился, приближаясь. Она чуть повернула голову на этот запах - и тут возник еще и голос.

   Умное Мясо что-то визгливо тявкнуло, а Старое Мясо завозилось с замком клетки. Мир снова поплыл вокруг Яххи, проваливаясь в красный туман, но жесткие пальцы Старого Мяса уже впились в плечи... она почувствовала это, и то, что ее вытаскивают наружу, почувствовала тоже. Мир качался и тонул, и Яххи тоже тонула, но теперь т'хесс оказался совсем близко. И тут она наконец-то увидела его... нет, не его - нож в его руке. Невозможная, отчаянная надежда - конечно, ведь на то темные эльфы и есть враги солнечных оборотней-лисси, чтоб их убивать! Ну, вот сейчас... давай же, вот горло...

   - Отэсс! [Терпи!] - приказал Ланх'атт, перебрасывая тощее почти невесомое тело через плечо, как сделал бы с убитым на охоте снежным барсом.

   И плевать на то, что снежно-белая рубашка из тончайшего шелка теперь безвозвратно испорчена...

   - О! - только и смог сказать Джен'нон, увидев новое приобретение Лорда.

   Только Владычица в праве спрашивать с таэн'исc'карра - Первого Воина. Лишь пред ней он в ответе за всё.

   Лежащая на ковре куча мослов и гноящейся плоти оскорбляла взгляд Первого Воина Владычицы. Так же, как заплеванный и оскверненный священный алтарь, на который помочились и нагадили нечестивцы. Чистое яркое пламя затоптали, остались лишь отсвечивающие золотом тлеющие угольки.

   - Я видел, что ты желала смерти по-настоящему, как прирожденная темная. И кто, как не я, может оценить твое мужество, лисси, - сказал Ланх'атт, чеканя каждое слово. - Но, извини, умереть я тебе не дам. Поэтому рекомендую обернуться и исцелить свои раны.

   Веко оборотня дрогнуло.

   - Сажать на цепь я тебя не буду, - усмехнулся холодно темный. -Исцеление не вернет сил и не сделает тебя...хм...толще. Пытаться бежать тоже бессмысленно До Великой Реки Вьяр далеко и ты сильно рискуешь снова оказаться в клетке. Ты следишь за моими рассуждениями, лисси?

   Конечно, она следила, хоть и не подавала вида. Ланх'атт видел, что почти затухший огонек снова начинал разгораться. Он прошелся от стены к стене.

   - Я сейчас выйду, а ты немного поразмыслишь над моими словами и... обернешься. И если дверь в Смерть для тебя пока закрыта, то придется выбрать, какой будет Жизнь - достойной разумного существа или нет.

   И хоть каэлл'анэ Джен`нон ничего такого не сказал, но Первый Воин счел нужным ответить на его невысказанный вопрос.

   - Я всегда возвращаю свои долги. Всегда. Добром или злом. Даже, если только я один знаю о существовании этого долга, даже если он существует только в моем воображении.

   - Но Владычица...

   - Она поймет. На этой земле, По-Обе-Стороны-Великой-Реки, до появления людей было всё - любовь и ненависть, верность и предательство, жестокость и милосердие. Всё. Не было только рабства. Они привезли его на своих кораблях, вместе с женами и детьми. Пленника, взятого в бою, отпускают или убивают. Но никто и никогда, ни Темные, ни Светлые, не оставляли жизнь, чтобы своевольно ею распоряжаться. Это противоестественно. Я не мог оставить светлую в рабстве, как не смог бы предать Богиню.

   Яххи знала, что должна сейчас встать... или хотя бы открыть глаза. Недостойно и жалко вот так валяться у ног древнего врага, словно облезлая, траченная молью шкурка. Но пока ей даже век было не приподнять, да и к чему? Видеть врага... так ведь она уже его видит - чистое черное пламя, ледяной огонь. Зачем видеть больше? Достаточно носа, чтоб чуять - резкий свежий запах т'хесс заставлял ноздри тревожно вздрагивать. И достаточно слышать, как он говорит... А! Он же говорит с ней.

   - ...обернуться и исцелить свои раны, - сказал т'хесс.

   Яххи попыталась открыть один глаз - и не смогла.

   А потом он ушел, и Яххи наконец-то приоткрыла глаза. Прямо рядом с ее щекой на ковре дрожал солнечный зайчик. Лисси дернулась, коротко выдохнула - и всем телом потянулась к нему.

   Посланец Небесного Огня коснулся щеки, словно ласковая ладонь. Лисси немного полежала, собираясь с силами - а потом позволила телу скользнуть в спасительное изменение.

   Она не следила за временем, не знала, сколько пролежала, подставив шкуру золотым лучам. Но т'хесс вернулся, и Яххи вынырнула из целительного полузабытья. Врага надобно встречать стоя.

   Лисси дернулась раз, другой - и медленно поднялась на дрожащие подгибающиеся лапы. Яххи вдруг увидела себя глазами т'хесс - дрожащая облезлая шавка, едва стоящая на разъезжающихся лапах, чуть не в голос скулящая от боли и слабости.... Позор! Лисси вздернула голову выше, попыталась оскалиться и тихонько зарычала. И тут - впервые в жизни услышала над собой... смех т'хесс! Не смех даже, а так, смешок - но все равно. Т'хесс смеется над ней?! Рычание стало громче - и вдруг против ее воли сменилось придушенным взвизгом. Яххи повисла, ухваченная за шкирку железными пальцами темного, и лапы ее бессильно дергались, не доставая до пола.

   ...Девчонка оказалась разумной и все же обернулась. Значит, небезнадежна. Вот только выглядела лисси хуже, чем столетняя львиная шкура, лежащая в тронном зале царя Крикса. Ланх'атт не сдержался и хмыкнул, подавляя рвущийся смех. Забавное зрелище - полудохлая Светлая-лисси, пытающаяся нарычать на Черного Лорда.

   "Где твоя яркая огненно-ало-золотая шкура и острые, как бритвы клыки? Где стремительная мощь гибкого, ловкого тела? А воняет от тебя... Придется сначала мыться, а потом ужинать".

   И, долго не раздумывая, Ланх'атт схватил лисси за шкирку. В царском саду найдется подходящий фонтан, чтоб выполоскать в нем лисси.

   - Я хочу лишь смыть грязь, - пояснил Ланх'атт, прежде чем макнуть скулящего оборотня в воду. - Я не собираюсь тебя топить.

   Чудесная шубка лисси имела удивительные качества. Перемазанному в грязи от носа до кончика хвоста оборотню хватало пару раз окунуться в речке, чтоб каждая шерстинка засияла снова солнечным золотом. Но с бывшей невольницей пришлось повозиться, прежде чем Ланх'атт добился своего. Сначала лисси визжала и пыталась сопротивляться, а потом просто повисла бессильной тряпкой. Черный Лорд отнес её обратно и уложил сушиться на солнышке, освободив , наконец, от ошейника.

   - А теперь принеси мяса - сырого, свежего, лучше теплого, - бросил он Джен'нону, с нескрываемым удовольствием разглядывая результат стольких усилий.

   Начинающая подсыхать шерсть лисси сверкала всеми оттенками червонного золота. И даже с закрытыми глазами Ланх'атт видел, как все сильнее и жарче разгорается солнечное пламя её несломленного гордого духа. Лисси! Вечный враг. И какой враг!

   Ланх'атт удобно расположился в кресле и улыбнулся собственным воспоминаниям. Пред его мысленным взором вставали неисчислимые рати Темных и Светлых. Облако светлоэльфийских стрел заслоняет солнце, ревут в боевом неистовстве орки-берсерки, грохочут барабаны гномов, и земля содрогается под копытами конницы... Богиня ликовала в те дни, собирая самые щедрые и почетные жертвы. То были славные битвы. Могучие воины Света и Тьмы уходили из жизни в славе и доблести. Ибо только достойный враг дарует чистую смерть, угодную Богине...

   Джен'нон добыл не только парного мяса, но и свежего молока.

   Кому-то это может показаться странным, но оборотни очень редко едят в зверином облике. До того, чтобы жрать, подобно собаке, из миски, истинная лисси не опустится никогда. Как бы сильно ни подводило у нее живот от голода, и какими бы запахами ни дразнила еда...

   Гордые мысли прервал очередной вопль исстрадавшегося желудка. Тело, в бешеном темпе восстанавливающее повреждения, требовало свое. Яххи кинула еще один косой взгляд на т'хесс.

   Ну, ладно. Поесть необходимо, и эта пища выглядит.... У Яххи даже в глазах потемнело от почти неконтролируемого желания - вскочить, наброситься на сочащийся дивным запахом кусок парного мяса, вонзить в него благополучно отращенные клыки... Нет, так нельзя. Пища добыта не на охоте, к тому же, эта пища - из рук врага. Пусть темный не думает, что лисси незнакомо достоинство!

   - Отчего ты не ешь? Я не собираюсь травить тебя, лисси, - т?хесс произнес это, не открывая глаз.

   "Вот и славно, что ты не смотришь", - подумала Яххи, подбирая под себя лапы и собираясь с силами, чтоб совершить изменение, - "Следишь, конечно, но ведь и я не собираюсь с тобой драться. Сейчас не собираюсь".

   Возвращение в двуногий облик прошло болезненно и не так быстро, как обычно - оно и понятно, силенок-то почти нет. Яххи, все еще стоя на четвереньках, потрясла головой, избавляясь от звона в ушах, и неловко перевалилась на зад. Подтянула колени к груди, положила подбородок сверху - и заявила со всей наглостью и вызовом, на которые была способна:

   - Я не животное, т'хесс. Если тебе некого кормить из миски, заведи собаку!

   - О! - ухмыльнулся темный эльф, - Да ты умеешь говорить, и так вызывающе к тому же! Ешь, иначе ты сейчас снова свалишься на пол, лисси.

   Еще одно приглашение Яххи не требовалось - ее и так уже трясло от голода.

   Когда последний кусочек был проглочен, Яххи облизнулась, аккуратно отставила миску, выжидающе посмотрела снизу вверх на т'хесс и сообщила:

   - Яххи-сэй моё имя, что значит Солнечная Искра. Благодарю за помощь и пищу, т'хесс. Когда ты желаешь скрестить со мной клинки?

   Воистину, не каждый оборотень сможет похвастаться тем, что ему удалось настолько удивить темного эльфа! Выражение лица т'хесс было неописуемым. Он даже глаза открыл и выпрямился в кресле, чуть подавшись вперед.

   - Скрестить с тобой - что?

   "Если он сейчас рассмеется, я его укушу", - подумала Яххи.

   - Клинки, - повторила она с нажимом, - Или т'хесс просто зарежет меня на своем алтаре, даже без поединка?

   Он едва сдержался, чтобы не захохотать во весь голос, рискуя переполошить весь дворец.

   "Наглая девчонка! Нет, право слово, со Светлыми не соскучишься!"

   - Пока что ты пригодна только для того, чтобы я мог оттачивать свое чувство юмора, Яххи-сэй. Смерть на алтаре - честь для пленника, взятого в бою, а тебя, если помнишь, я купил на базаре. Богиня оскорбилась бы, - довольно хладнокровно заявил Черный Лорд. - Кстати, как ты относишься к одежде? У моих рубашек сегодня день жертвоприношения и я не пощажу и еще одну. Так как?

   "Т?хесс отказывается от поединка?"

   - Ты же не хотел оскорбить меня, - удивленно сказала лисси, - Почему же делаешь вид, что хотел? Я не понимаю. Я насмешила тебя - так почему ты не смеешься? Солнечная Кровь умеет видеть сквозь тени, разве ты не знаешь? Я же не сказала: "становись и сражайся со мной прямо сейчас!" Я спросила, когда ты будешь готов это сделать, только и всего. Разумеется, у меня нет моих клинков... - Яххи закусила губу и отвернулась, - У меня еще не было своих мечей.... Если бы были... если б только они у меня были!

   "Ну вот, теперь еще давай поплачь у ног врага, дочь Солнечной Крови!" - зло подумала она, вонзив когти в ладонь, чтоб не взвыть от стыда.

   Т'хесс на нее не смотрел. Вот и хорошо.

   Самому Ланх'атту чужая нагота была так же безразлична, как обнаженность лесной чащи в преддверии зимы. Но в человечьем городе, где всё перевернуто с ног на голову, он не хотел рисковать удачным завершением миссии своего посольства. Владычице нужно время относительного спокойствия на границах, и она его получит. Тиримис простоит еще три Цикла.

   Эльф заглянул в плетеную корзину для одежды и извлек длинную простую рубаху глубокого черного цвета, доходящую ему до колен. Лисси она могла прикрыть до самых пяток.

   - Я благодарна т'хесс за эту одежду, - ритуальные фразы, должно быть, и придуманы как раз для таких вот случаев. Яххи подхватила на лету брошенную ей рубашку. Цвет ее... а что, разве она ожидала увидеть веселый травяной узор на рубахе темного эльфа? - так вот, то, что рубашка оказалась черней безлунной ночи, Яххи не взволновало совершенно. По правде сказать, ей было все равно, что надеть. Вынужденная нагота в этой проклятой клетке, под сальными ухмылками чужаков, доставляла лисси боль едва ли не большую, чем все пинки и удары.

   Она тихонько шмыгнула носом, подворачивая слишком длинные для нее рукава рубахи, повела плечами, откровенно радуясь прикосновению прохладного шелка, немного неловко поднялась на ноги и, поймав взглядом глаза т?хесс, совершила тщательно выверенный ритуальный поклон по всем правилам.

   - Я благодарна, - повторила лисси, распрямляясь, - Ты - достойный враг, т'хесс. Позволишь теперь узнать твое имя, ведь мое тебе теперь известно?

   Интересно, а темный знает, что все это - и поклон, и благодарность, и обмен именами - начало традиционного вызова? Наверняка знает. Он выглядит достаточно... осведомленным в обычаях лисси. Правда, формально она еще не имеет права бросать ритуальный вызов, но, раз не осталось в живых больше никого из ее Рода...

   Что? Лисси приглашает на ритуальный поединок? Кто же кого пытается оскорбить? Полуживая девчонка-лисси, едва стоящая на ногах, вызывает на бой Первого Воина Владычицы! Сколько раз его вызывали свои и чужие? Со счету сбились даже дотошные и въедливые летописцы Владычицы. А однажды сама Сэт'арр-Необоримая - ослепительно прекрасная и смертельно опасная кинула ему вызов. Они вместе начертали на его первозданной чистоте снега алые письмена новорожденной любви и верности. И не было в жизни Ланх'атта лучше соперника, красивее боя и почетней победы. Сэт'арр признала поражение и согласилась стать матерью его детей. И ныне Владычица, в редкие минуты душевного комфорта, обращается к Первому Воину не иначе, как кэно'и'насс - Отец Трех Дочерей. Губы эльфа тронула призрачная улыбка. Мысли о доме смягчили жестокое сердце темного.

   - Ты - достойный враг, Яххи-сэй..., - молвил он, медленно подбирая слова. - Будешь. Потом. Если ты хочешь поединка - он будет. Но не сейчас, и даже не скоро. Но, когда ты будешь готова, присылай вызов в Темные Земли для таэн'исc'карра Владычицы по имени Ланх'атт из Дома Зимнего Сумрака, супруга Сэт'арр-Необоримой. Я приду на берег Великой Реки Вьяр.

   Ланх'атт не стал утруждать себя перечислением всех почетных имен и прозваний, коими он оброс за долгие годы, как дно корабля ракушками. Они ничего не стоили в глазах Богини. Честь мужчины принадлежит Владычице, Дому и матери его детей, а слава измеряется лишь количеством пролитой крови. Девчонка достаточно взрослая, чтобы знать о таких вещах.

   - А теперь я отправляюсь спать, Яххи-сэй. В этом покое ты можешь выбрать себе любое место. Кроме моего стола. Там лежат важные бумаги, и они мне еще какое-то время понадобятся. Даруй тебе Ночь мудрые сны.

   Поначалу Хозяйка-Ночь поскупилась на подарки-сны для Черного Лорда. Светлые, живущие По-Ту-Сторону-Великой-Реки, отчего-то полагают, будто способны силой оружия уничтожить Темную Часть Мира, забывая о том, что и Богиня, и Солнце вечны и неизменны. Смерть и Жизнь. Третьего не дано. Смерть требует такого же служения и почитания, как и Жизнь. Беда пришельцев из-за океана в том, что они не умели чтить ни того, ни другого. Они ценили только свою жизнь, и ни во что не ставили жизнь других людей, не говоря уж о нелюдях. Они боялись смерти, но без колебаний несли её в чужой дом. Потому и жизнь людей была хрупка, как необожженный глиняный горшок, и так же недолговечна. И ещё... Было кое-что еще разнозначное, но не до такой степени очевидное. Свобода! Самое ценное обретение бурной жизни Ланх'атта. Обретение, сделанное, как ни странно, благодаря Светлым - лисси.

   ...Великая Река Вьяр величаво несла свои воды к океану. Простой т'хесс-пограничник стоял на холме над её берегом и смотрел на сиявший всеми оттенками золота поток. Но дух воина был темнее подземных глубин священных озер Маэ'Тхэ - Сердца Мира, выточенных в толще земной бесчисленными слезами Матери Гор.

   А по противоположному берегу бежала Стая. И бег их не имел ни причины, ни иной цели, кроме наслаждения запахами летних трав и восторга от предвкушения близящегося часа ночной охоты. Лисси выпрыгивали из травы, дурашливо кувыркаясь и клацая зубами на бабочек. Некоторые прямо в воздухе перекидывались в двуногую ипостась, и продолжали бежать рядом с пушистыми четвероногими сородичами. Нагие, бронзовокожие, златоволосые. Они смеялись, они были счастливы. И свободны. Так, как никогда не будет свободен ни один темный эльфийский воин. И от этого незыблемого вековечного "никогда" Ланх'атту хотелось одним движением кривого ритуального кинжала перерезать себе глотку. Обретя единственно возможную для себя свободу - Свободу-в-Смерти.

   Солнце садилось, теплый ласковый ветер принес с собой Счастливую Песнь Вольной Стаи, ей отозвались соседи, и в их складном многоголосье Ланх'атт услышал главное. Он тоже может стать свободным. По-своему. Не утратив себя. Надо подняться выше всех. Туда, где никто, кроме Богини и Владычицы, не смогут посягнуть на его Свободу...

   И до самого утра бродил Первый Воин Ланх'атт в пурпурно-черных высоких травах Этого-Берега-Великой-Реки и слушал, как перекликаются на Той-Стороне Счастливые Охотники-лисси.

   Недаром Яххи сказала т'хесс, что Солнечная Кровь видит сквозь тени. И вовсе не собиралась свернувшаяся усталым золотым клубком на ковре у балконной двери лисси входить в темный сон Ланх'атта.

   Врата его сна были открыты, но лисси ни за что не сунула бы любопытный нос в тайны темного - о, пусть бы его мысли и дальше укрывали тени! - и даже тревога за собственную участь не заставила бы Яххи сделать это. Сон т'хесс был странно открыт, он казался беззащитным, и было в этом что-то, что неприятно царапнуло лисси, словно она собиралась ударить его, сонного, в спину. Нет, по своей воле она не пошла бы в его сон - зачем? Но оттуда, из-за врат сна, вдруг прилетел теплый ночной ветер - и вместе с ветром пришла Песня. Яххи-из-сна скользнула за ней - и затаилась среди высоких призрачных трав. Темный слушал Счастливую Песнь Вольной Стаи, а Яххи-из-сна было довольно одного взгляда. Незамеченная, она покинула его сон и вошла в свой собственный, окончательно успокоенная увиденным. Лисси чуть улыбалась, ныряя в теплое сплетение солнечных ветров и трав. Теперь она понимала, почему т'хесс поступил так...

   Ненавистный человечий город Тиримис, насквозь пропитанный горечью неволи, остался позади. Кончились земли смертных, и посольство ступило на исконные Темные Земли.

   Ночью на привале Ланх'атт разбудил Яххи, усадил в седло впереди себя и направил своего игреневого к Вьяру.

   Они остановились прямо у воды.

   - Ты отпускаешь меня?

   - Отпускаю, - согласился Черный Лорд.

   - Я, кажется, знаю, почему ты возвращаешь мне свободу. Ты свободен сам, не так, как мы, по-другому... Что ты сделаешь, когда победишь пришельцев? Прогонишь их за море, а потом?

   - Говорят, за морем лежит огромная земля - родина Смертных. Их там слишком много, и однажды они вернутся. Но тогда мы не позволим им ступить на наш берег. Это я тебе обещаю.

   - Но придешь ли ты к нам?

   - Ты все время забываешь, что таэн'исc'карру никто не вправе задавать вопросы, - не сдерживаясь, рассмеялся Ланх'атт и вытолкнул её из седла. - Разве ты можешь себе вообразить темного воина, который откажется от славного поединка с достойным врагом? Так беги же, Яххи-сэй! Светлые Земли тоскуют по тебе.

   Лисси не заставила себя просить дважды.

   - И не забудь прислать мне вызов! - весело крикнул он, убедившись, что Яххи выбиралась из воды на противоположном берегу.

   Не так уж широка Великая Река, чтоб звонкий голос лисси не смог перелететь через ее воды.

   - Моя Стая споет о тебе! - крикнула она в ответ и прыгнула, прямо в полете изменяя облик. Золотистая шкура блеснула в лунном свете и пропала в сплетении высоких трав.

   "... и отсвет Небесного Огня укажет тебе путь дальше, на золотую дорогу, в Страну Весеннего Ветра. Но верно так же, что и ночная тропа ведет своих Детей в Край Весеннего Ветра, и это - справедливо, как и то, что день сменяет ночь, а ночь - день".

   Слышишь ли ты нашу Песню, т'хесс? Моя Стая поет и о тебе!

   Ланх'атт прищурил глаза и вдохнул густой аромат близящейся осени. Да, это то самое место, тот самый холм. И там, за Великой Рекой Вьяр снова бежала Великая Стая. Стая смеялась, Стая пела и созывала сородичей на охоту. И среди них, Ланх'атт это чувствовал, бежала Яххи-сэй.

   Свободная.

   "...сказал Ланх'атт смертным : - "Садитесь на корабли и возвращайтесь туда, откуда пришли. Или умрите. Ибо Свободным не нужны рабы".