Я хочу рассказать, как я трижды ходил к Воротам Смерти и трижды возвращался в этот мир. Думаю, четвертый раз будет последним. Эти записки я оставлю своему старинному другу – вампиру и библиотекарю с планеты Трансильвания Франтишеку Пиште. Как существам бессмертным эти записки особенно интересны вампирам. Пишта клятвенно поклялся мне, что напечатает мой труд на лучшей бумаге, какую только можно найти в Трансильвании, на печатном дворе господина Дракуля, и разошлет экземпляры этой книги по другим планетам, где проживают обычные смертные. Не то, чтобы я искал популярности и славы сочинителя, но я никогда не слышал истории, подобной моей. Было бы просто некрасиво унести в могилу столь интересные сведения о мире по ту сторону этой самой могильной плиты. Поэтому, подбодрив себя рюмкой красного вина и жаренным хлебцем, я беру перо, окунаю его в чернильницу и приступаю к повествованию…

   В первый раз я был убит в незначительной стычке передовой заставы непобедимого войска Искандера Краснобородого с отрядом диких кочевников, не признающих никаких правил ведения цивилизованной войны, а потому позволяющих себе такое вопиющее нарушение вышеуказанных правил как сражение верхом на верблюдах. Эти стремительные в своих движениях животные свирепы не менее своих хозяев. Их шкура, состоящая из роговых пластин, жестких как панцирь, надежно защищает их от дротиков и стрел. Только тяжелые мечи рыцарей способны сокрушить эту шкуру и проникнуть до их трехкамерного сердца. Если эта зверюга войдет в раж, она даже способна выдохнуть огонь, хотя я сам этого не видел. Впрочем, я вообще мало что успел увидеть в том походе. Это было, кажется, на планете Возрожденного Света, как называли ее историографы Искандера Краснобородого. Бедуины, населяющие пустыню, которую они с большой фантазией называли Пески и которая занимала почти половину всей суши планеты, именовали эту планету то ли Верблюжьим Пометом, то ли Почечным Камнем Желтого Дива, божества с плоским задом, чтобы равнять пески, и длинным твердым фаллосом, чтобы делать им колодцы в редких, но изумительных по красоте оазисах. Я был всего лишь странствующим наемником с собственным арбалетом и нагрудником из кожи кракена, подаренным мне когда-то одной русалкой на планете… Черт, забыл! Ну, да ладно. Когда всю жизнь болтаешься от портала к порталу, с планеты на планету, можно забыть даже свой размер обуви, а не только названия планет, большей частью вообще труднопроизносимых. В тот роковой вечер наша застава обосновалась на вершине большой песчаной дюны. Пески потихоньку начинали петь свою вечернюю, тоскливую как старая шлюха, песню, которая стихнет лишь за полночь, когда космический холод пробьется сквозь остывшую атмосферу до самой земли. Тогда мы еще не знали, что при соответствующем ветре дюны способны стремительно передвигаться по пустыне, подобно морским волнам. Когда поднялся ветер, мы поспешили прикрыть спины щитами, а головы накидками. Мы не почувствовали движение дюны и не заметили его, потому что дюны впереди двигались с той же скоростью и в том же направлении. Пока основной лагерь войска боролся с перекатывающими через него барханами, мы скользили вперед на вершине такого бархана, даже не подозревая об этом. В результате мы в прямом смысле слова свалились на головы кочевников, устроивших привал возле древнего, как сам Желтый Див, мавзолея. Бой был жарким и коротким. Песчаная пыль кружилась в воздухе, из песчаных вихрей выскакивали обезумевшие от ярости и ветра верблюды, тенями скользили закутанные в белые балахоны кочевники. На какое-то мгновение я очутился перед черным провалом входа в мавзолей и оттуда на меня глянули три пылающих огнем глаза, каждый величиной с круглый щит. Не помню, успел ли я выстрелить хоть раз, когда сильный удар по затылку (верблюд лягнул, что ли?) погасил мое сознание, как огонек свечи…

   Я распахнул свои горячие от боли глаза прямо в холодное звездное небо. Некоторое время я умиротворенно созерцал эту красоту, пока воспоминание о бедуинах не проникло в мой мозг пением сигнального рожка. Я медленно приподнялся на локте, готовый к тому, чтобы упасть и притвориться мертвым в случае тревоги. Но зрелище, открывшееся моему взору было настолько странным, что я тут же забыл и о бедуинах, и о головной боли. Я лежал на некоей тропе из серебряного песка. Но главная странность была в том, что эта тропа не лежала на твердой земле, как и положено тропам, хотя бы и серебряным, но тянулась извилистой лентой сквозь космическое пространство. И слева от тропы, и справа, и над ней, и под ней не было ничего, кроме черной пустоты, полной звезд и комет. У меня не хватило духу встать на ноги, голова тут же шла кругом при мысли о том, что я свалюсь с тропы и буду вечность падать в никуда, пока через десять тысяч лет мое иссохшее от тоски и недоедания тело не притянет к себе какая-нибудь косматая звезда и не поглотит его. На тропе действовала вполне нормальная сила притяжения и я обратил внимание, что если я буду двигаться в том направлении, куда повернута моя голова, то буду двигаться вверх. Подумав и посовещавшись с инстинктом наемника, я пришел к решению двигаться именно вверх. Серебряная пыль была мягкой и теплой и я полз на четвереньках довольно резво. Не знаю сколько я полз, но после некоторого числа вечностей тропа вдруг расширилась и закончилась широкой площадкой, тоже висящей в межзвездном пространстве подобно сцене греческого театра. Я поднялся на ноги и гордо выпрямился. Если уж мне суждено разыграть шута перед жаждущими зрелищ богами, то я, по крайней мере, сделаю это с достоинством наемного воина. Аплодисментов и тухлых яиц не последовало. Отравленных стрел и верблюжьих копыт тоже. Несколько воспрянув духом, я стал оглядываться. Прямо передо мной на площадке во всю ширину возвышалась изящная арка, по виду из слоновой кости, вся покрытая мелкой резьбой. На внутренней поверхности арки торчали массивные петли для ворот из блестящего металла. Самих ворот не было. За аркой тоже не было ничего, даже звезд. Просто густая непроницаемая тьма, словно бархатный занавес. Слева от арки стоял маленький домик из обожженного кирпича с какой-то кривой железной трубой. Из трубы валил дым и взлетали к небу искры. Не зная, что и думать, я подошел к домику и, найдя приземистую дубовую дверь, вошел. Это была кузница, поражающая только своей крохотностью. Маленький горн, маленькие меха, небольшая наковальня и сам кузнец в половину человеческого роста. Если это был гном, то это был какой-то странный гном – без бороды и без напоминающего печеное яблоко носа. Данных гномьих атрибутов у него и не могло быть по той простой причине, что на бычьей морде борода не растет, и уж тем более не бывает яблочного носа. А для минотавра он был слишком крохотен, вот с тем и возьми его! Кузнец что-то довольно мычал себе в нос и лихо стучал молотом по раскаленной докрасна металлической полосе. Я уже настолько свыкся со странностями данного места, что совсем не удивился, заметив, что тень хозяина кузни гоняет лодыря в то время, когда сам хозяин трудится в поте бычьей морды. Она, его тень, развлекалась тем, что плясала джигу, играя на тени флейты, и время от времени размахивала тенью шляпы. Над наковальней была прибита большая подкова, светившаяся уже знакомым мягким серебристым сиянием. Неожиданно кузнец поднял свою рогатую голову и уставился на меня.

-         А чтоб ни дна вам, ни покрышки, волкам суицидальным! – воскликнул он, в раздражении швыряя молот на наковальню, отчего сноп искр на мгновение осветил темное помещение. – Ну, что вам не живется в мире живых? Какое проклятие влечет людей к смерти до срока? Чем вас манит к себе холод могилы и беспредельного одиночества? Неужто нельзя было дождаться, пока я закончу ворота?

-         Прошу простить меня, господин, - склонился я в поклоне. – Но поверьте слову солдата, я очутился здесь совсем не по своей воле. Такова наша солдатская судьба, кривая с косой не особенно спрашивает нашего мнения.

-         А… гм-м… хр-бр… - сердито забормотал про себя кузнец, а потом неожиданно весело произнес:    

-         Ну, коли так, то, думаю, не грех сделать небольшой перерыв и похвастаться уже сделанным. Идемте!

   Он вытеснил меня за дверь, но я успел заметить как его тень обернулась серой мышкой и скрылась под лавкой. Мы вышли на площадку и мастер подвел меня к арке.

-         Видишь эти петли? – самодовольно сказал он, указывая на них рукой. – Настоящая углеродистая сталь! Можешь быть уверен, когда я в свое время запру эти ворота за твоей спиной, никакой некромант, никакой некромаг не сможет сломать их. Мой молот и моя честь порукой тому, что вы сможете там, за воротами, вкушать вечный покой или вечное блаженство без вмешательства посторонних и порой достаточно зловредных сил. Но только при том условии, что вы не будете закатывать истерик и рваться туда до срока. Если ворота останутся открытыми, недоконченными, то вы легко станете добычей какого-нибудь мага или духовидца. Быть заключенным в разлагающемся теле по прихоти какого-нибудь некроманта – проныры, бродить неприкаянным духом по развалинам замков или сидеть в хрустальном шаре – это не лучший вариант смерти.

-         Мастер, я и не стремлюсь умирать! Если бы знать, как выбраться отсюда, я не стал бы докучать вам своим присутствием и отвлекать от столь важной для моей бессмертной души работы! – сказал я, с трудом отрывая взгляд от манящей уютной бархатной тьмы за воротами.

-         Ага, чувствуете, как она вас манит и влечет к себе?! А вы не поддавайтесь ее коварным нашептываниям. Всему свой срок, придет и ваш. А пока, мой друг, слушайте внимательно. Вы пойдете прямо по этой тропинке вниз. Через какое-то время вам встретится демон с вольфрамовыми крыльями и рубиновыми глазами. Он предложит вам партию в покер на все богатства мира. Вы, конечно, вольны принять предложение. Если выиграете, то вернетесь в мир живых самым богатым в Галактике человеком. Проиграете – и нищета будет кусать вас за пятки всю оставшуюся жизнь. Вопрос в том, выиграете ли? Я бы на вашем месте просто заехал бы ему кулаком в лоб. Кулак у вас солдатский, крепкий. Потом вам встретится старуха с никелевой ногой и торчащим изо рта клыком. Она предложит вам сыграть в кости на любовь самой красивой девушки Галактики. Если выиграете - сами понимаете, если проиграете – будете всю жизнь глотать золу одиночества. Мой рецепт вам уже известен – кулаком в лоб без лишних разговоров. Последним на вашем будет каменный сфинкс, который предложит сыграть в загадки на всю славу мира. Помните, мой друг, голова – не самое сильное место солдата! Бейте, мой друг, кулаком, бейте! Ибо проигрыш в этом состязании неминуемо приведет вас в ад, а не к этим воротам. Впрочем, выигрыш приведет туда же. Если вы сделаете, как я сказал, вы вернетесь к жизни тем самым человеком, каким ушли из нее и, как знать, не лучшее ли это из возможных возвращений?

   Он хитро посмотрел на меня снизу вверх и потянулся.

-         Ну, мне пора возвращаться к работе. У меня, тоже, знаете, свои сроки. До свидания, дружище, я верю в ваш здравый смысл.

   Он протянул мне закопченную руку и я с удовольствием ее пожал. Потом я повернулся спиной к арке и, чувствуя на загривке ее ласковое дыхание, ступил на тропу.

   С демоном я поступил согласно совету хранителя моих ворот. Я даже не дал ему заговорить и с ходу заехал кулаком в лоб. Рогатая голова демона загудела и вдруг он рассыпался на куски. Вольфрамовые крылья упали в бездну, а глаза, выпав из глазниц, покатились к моим ногам. Я наклонился и поднял их. Это были два рубина небывалой величины. Каждый из них стоил немало. Поколебавшись, я пожал плечами и сунул их в кошель. Солдату не пристало бросать трофеи на поле боя. Иначе, зачем и воевать? Со старухой я пытался быть вежливым, но старая карга ни с того, ни с сего набросилась на меня и даже успела пнуть меня своей никелевой ногой в коленку. Разозлившись, я схватил ее левой рукой за клык, а правой отвесил ей крепкую затрещину. Тут меня поджидал сюрприз. Из-за спины старухи вдруг появилась симпатичная девчушка в простеньком платье и удержала мою руку. Она посмотрела на меня и украла мое сердце. Я отпустил старую перечницу и не моя вина, что она вдруг рассыпалась пеплом, верно? Дальше мы пошли вместе с девчушкой и дошли до сфинкса. На какое-то мгновение я заколебался. Какой солдат не мечтает стать сотником? Но тут моя возлюбленная положила свою русую голову мне на плечо и мои сомнения растаяли как дым. Я больше не хотел быть солдатом и слава мне была как-то ни к чему. Я не стал бить сфинкса в лоб. Мне не надо было даже того, что могло бы перепасть мне после хорошего удара. Я просто шагнул мимо и…

   Я лежал на горячем песке под лучами ослепляющего солнца. Моя голова покоилась на коленях русой девушки, укравшей мое сердце по ту сторону жизни. Она напряженно вглядывалась вдаль, но стоило мне шевельнуться как все ее внимание обратилось на меня. Я провел рукой по ее лицу.

-         Это не было сном, - утвердительно прохрипел я.

  Она покачала головой и улыбнулась.

-         Вставай, мой любимый, - сказала она. – Нам нужно идти. Сквозь пустыню и жажду, от отчаяния к надежде.

   Я встал. Вокруг лежали тела моих товарищей. Какие-то твари копошились вокруг них. Я решил было перенести все тела в мавзолей, но оттуда раздалось такое злобное шипение, стоило лишь приблизиться к нему, что я оставил эту затею. Солнце разлилось слепящим огнем по всему небу. Песок стонал под ногами, как живой. Подобрав меч и свой арбалет, я подошел к девушке. Ее точеная фигурка так и просилась в мои большие грубые руки.

-         Как тебя зовут, любовь моя? – спросил я, осторожно прижимая к себе ее хрупкое тело.

-         Софья Элеонора Мария Анжелика де ла Пьедад Нотаке-эн-Таке из рода Наблюдающих за Ростом Камней, - ответила моя возлюбленная, весело щуря глаза, чем ввергла меня в великое смущение.

-         А меня зовут Джон Длинная Рогатина, - представился я, краснея от стыда.

-         Я люблю тебя, Джон, - просто сказала она, обнимая меня.

-         Я люблю тебя, Анжелика, - прошептал я, касаясь губами ее теплых губ.

   Путь сквозь пустыню был тяжел и изнурителен. Будь я один, возможно, я сдался бы на милость песков и джиннов и ветры рассеяли бы мои кости по всей пустыне. Но я был не один. Поддерживая друг друга, мы с Анжеликой брели от бархана к бархану, от миража к миражу, питаясь яйцами каменных черепах и добывая воду, убивая гигантских скорпионов, имевших на брюхе кожаный мешок с запасом влаги. Вода была тягучей и солоноватой, но утоляла жажду, а большего и не требовалось. Изможденные, обожженные солнцем и ветрами, мы вышли к неизвестному порталу. Им пользовались крайне редко, а может быть и никогда. Никаких следов пребывания здесь бедуинов я не обнаружил. Особого выбора у нас не было. Взявшись за руки мы с Анжеликой шагнули в мерцающий овал…

    На Мировом Древе Иггдрасиль мы прожили десять счастливых лет. Иггдрасиль – система из четырех планет, жестко связанных между собой ветвями гигантского дерева, раскинувшего свои ветви в космическом пространстве на миллионы лиг. Вся эта инженерно-биологическая конструкция вращалась вокруг желтой звезды, именуемой Кузней Тора. Планеты были заселены преимущественно воинственными викингами, использующими имеющиеся в их распоряжении порталы исключительно для набегов на другие планеты. Из их числа многие из болтающихся по Новой Земле завоевателей набирали себе телохранителей и личную гвардию. На Дереве жили эльфы – красивые существа с зелеными волосами и светящимися во тьме глазами. Они приняли нас радушно и без лишних вопросов. Мы жили в прекрасно оборудованном эльфами-умельцами дупле, бродили по бесконечным ветвям с магическими фонариками в руках, принимали деятельное участие в многочисленных праздниках эльфов, танцевали на широких листьях. Именно там я был убит во второй раз. По своей беспечности и глупости я попал в сети Черного Грибка. Эльфы рассказывали мне об этих страшных паразитах, некогда проникших на Дерево через один из порталов, открывающихся раз в тысячелетие. Тогда, триста лет назад, эльфам пришлось выдержать страшную битву с ордой Черных Грибков. Это были коварные безжалостные существа, извергающие яд и злобу. Победа была одержана ценой тысяч и тысяч жизней. К счастью, в эту борьбу вмешались викинги, которым вовсе не улыбалось иметь в соседях не добродушных эльфов, а хитрого и злобного врага. Покинув свои планеты и пробравшись к местам битв по ветвям Дерева, викинги налетели на пришельцев, ловко уворачиваясь от ядовитых плевков и кромсая топорами податливую мякоть грибков. Враг был побежден, портал закрылся и мир вернулся на Иггдрасиль на следующую тысячу лет. Но уничтожить всех Черных Грибков так и не удалось. Они расползлись по Мировому Древу, прячась в темных местах, куда никогда не проникает ни один луч солнца, и раскидывая там свои ядовитые сети. Со временем грозные разумные Грибки выродились, одичали. Они годами неподвижно сидят в своих логовах, питаясь соком Дерева, их разум находится в спячке. И вот однажды я неловко перепрыгнул с ветки на другую, нога поскользнулась и я рухнул в мешанину листьев. Листва сомкнулась над моей головой и дальше я падал в кромешной тьме. И вдруг страшная судорога скрутила мое тело. Я задохнулся от дикой боли и… очутился перед знакомыми воротами. Мастер-хранитель, похоже, только-только навесил на петли одну из створок ворот – настоящее произведение кузнечного искусства, и теперь, отступив на шаг, любовался своей работой. Увидев меня, он помрачнел и насупился, а я поспешил поднять руки и скороговоркой выпалил:

-         Простите меня, мастер, я снова здесь совершенно случайно! Древо свидетель, я не хочу умирать! Меня ждет красивая и любящая жена и маленький сын. Помогите мне, мастер, еще раз. Я хочу вернуться!

-         Никогда еще не встречал такого беспокойного клиента, - сказал мастер, улыбнувшись и протягивая мне руку. – Ну, здравствуй, дружище, эк тебя, однако, зацепило! Пойдем-ка ко мне, выпьем эля, поговорим, раз уж выпал такой случай.

   Мы прошли в кузню. Тень мастера тут же выскользнула из темного угла и уселась на тень лавки с тенью трубки в зубах. Моя тень вела себя как полагается, повторяя мои движения и не претендуя на свободу и независимость. Хранитель ворот прошел в дальнюю часть помещения и вернулся с двумя кружками пахучего великолепного на вкус эля. Мы осушили по полкружки, а потом я рассказал ему о своей жизни, об Анжелике, об эльфах и викингах. Мой рассказ явно доставил ему удовольствие.

-         Эх, - сказал он. – Давненько я не был в мире живых. А ведь у меня тоже когда-то была семья.

-         Но разве вы не можете вернуться? – спросил я.

   Мастер покачал головой.

-         Я нахожусь в этом мире между жизнью и смертью по собственной воле. Мои руки нужны здесь. Когда-нибудь я построю Ворота Смерти для себя, но пока время для этого не пришло. Допей эль, друг, он поможет тебе преодолеть боль.

   Я осушил кружку до дна, в моей голове зашумело и я, на этот раз мгновенно, перенесся обратно в свое корчащееся от боли тело. Боль не отступила, но оказалась вполне переносимой. Я выпрямился. Мои руки и ноги были опутаны какими-то нитями, которые светились во тьме. Именно они жгли мою кожу. К счастью, сеть была здесь уже давно и успела выдохнуться со временем. Яд действовал не так сильно, да и сами нити легко рвались. Мне удалось высвободить правую руку и я дотянулся до кинжала на поясе. Сеть затряслась и завибрировала. Ко мне из черной листвы выползал светящимся студнем грибок. Величиной с верблюда, бесформенная тварь нависла надо мной тяжелой ртутной каплей. А потом она прыгнула. В последний момент я выставил вверх руку с кинжалом и набрал в легкие воздух. Теплая вязкая пульсирующая масса обволокла меня. Тело вспыхнуло огнем. Сжав зубы, я кромсал кинжалом эту тушу, вверх, вниз, вправо, влево… Неожиданно моя голова оказалась снаружи. Я глотнул воздух и принялся орудовать кинжалом, рассекая подрагивающий студень. И тут грибок закричал, мучительно, пронзительно. Его тело обмякло и выпустило меня из тисков. Я опять полетел во тьму, ударился об что-то бедром, выронил кинжал и упал на широкую, освещенную солнечными зайчиками ветвь. А ко мне уже спешили эльфы с ближайшего поселения, растревоженные жуткими воплями умирающего грибка…

   В третий раз я пришел к Воротам по своей воле. Мы жили в Форте Северной Звезды, маленьком древнем городке на планете Рассветных Туманов, когда Король Чума отнял у меня Анжелику. Она умерла в страшных мучениях, а я ничего не мог сделать, только сидеть, сгорбившись, у ее постели, ловить ее исполненные мукой и состраданием взгляды и душить нагло прущую из всех щелей тоску. На этот раз я пришел к Воротам седой и старый, кутаясь в плащ, как в тишину. Обе створки были уже на месте, тьма за воротами манила обещанием забвения. Кузнец сидел перед воротами на табурете, преграждая мне дорогу, и курил трубку.

-         Пусти меня, - взмолился я. – Будь другом и на этот раз! Я все равно уже мертв…

-         Ты не мертв, - возразил мастер, останавливая меня движением руки. – У тебя есть сын. Вспомнил ли ты о нем? А ему ведь так же больно, как тебе.

-         Но что же мне делать! – вскричал я. – Вырвать сердце?!

-         Вырви, если так нужно, - спокойно ответил хранитель, глядя на меня исподлобья своими бычьими глазами. – Будь же человеком, черт тебя возьми! И не ищи спасения в других мирах, нет там спасения. Оно в твоем сердце, в твоей душе и в твоем сыне.

   Я упал на колени и разрыдался. Я оплакивал Анжелику, я оплакивал сына, я оплакивал себя. И со слезами из сердца ушли отчаяние и ожесточение, а вернулись бесплодная человеческая гордость и упрямство наемника, воюющего ради войны.

-         Вот таким ты мне нравишься, - сказал мастер, выбивая трубку об каблук сапога. – Если тебе это поможет, то могу сказать, что осталось только выковать хороший надежный замок.

   Я поднялся.

-         Особенно не спеши, - сказал я, вытирая слезы. – У меня еще много дел. У меня сын, черт побери!

   Хранитель развел руками.

-         А тут уж как получится. У меня, знаешь ли, тоже свои сроки.

-         Значит, скоро увидимся. – сказал я. – За мной бутылка вина.

-         Договорились. А теперь извини, работа…

   Я сижу под синим небом и желтым солнцем. Я слежу за своими играющими внуками и думаю об Анжелике. В кармане плаща лежит бутылка старого выдержанного вина из подвалов господина Дракуля, а значит, лучшего вина в этом мире. Думаю, я умру, когда отложу в сторону перо. Ну и пусть. Моя внучка София похожа на Анжелику, значит, ее будущий сын будет похож на меня, а его будущая дочь на Софью, а следовательно, на Анжелику. Нет спасения в мирах иных…

   «История моего бедного друга, умершего на прошлой неделе, кажется мне очень интересной и… неправдоподобной. Я никогда не замечал за ним склонности к фантазированию и сочинительству, но эта история представляется мне сказкой, сочиненной моим другом для того, чтобы рассказывать ее долгими зимними вечерами внукам, сидя у камина. А впрочем, какая разница?!»

Франтишек Пишта, архивариус Его Сиятельства графа Дракуля.

Вернуться к заглавию "Хроник"                                                          На главную страницу

© Евгений Гирный