Лучшее из Всемирной Сети
Дмитрий Тихонов
aka Людоед
ПЛАЧУЩИЙ МИР
Миниатюра
Я был изначально пуст и неисправим. Я был целеустремленно тверд и
неисповедим, как путь сошедшей с ума пули. Если вам доводилось
теряться в темноте, то вы знаете, как тяжело вернуться обратно. Меня
отговаривали и предостерегали, пытались помочь. Но я все равно шел –
шел, чтобы снова увидеть и вспомнить, потому что начал уже забывать,
как плакал мир. Да, однажды мне пришлось наблюдать это своими
собственными глазами, но память недолговечна, память шутлива и
легкомысленна, и доверять ей может лишь глупец. Поэтому и нужно было
вновь увидеть…
Свершилось и лопнуло, сбылось и взорвалось… где-то здесь, где-то
рядом… во тьме, во тьме – свистни, и ночь свистнет в ответ… хей,
хехей…
Через мост вело две дороги: одна туда, а другая обратно, и в
середине моста они пересекались – именно там я впервые увидел ее
фигуру. Точно, вот оно, то самое место, такое узнаваемое, прежнее,
единственное прежнее здесь… Все вокруг без перерыва меняется,
стремится к чему-то, а оно – нет. Зачем? Его звездный час остался в
прошлом, он случился несколько месяцев назад, когда я впервые увидел
здесь ее фигуру.
Была такая же холодная ночь, и фонарь плакал кислыми слезами, и
ветер ласково гладил крыши домов, и бездонная небесная яма свирепо и
беззвучно хохотала над нами. Я шел, опустив голову, спрятав руки в
карманы, дрожа от холода и темных предчувствий, бормоча что-то
несвязное и грозное, пытаясь понять, почему именно так, а не иначе.
Я перепрыгивал через лужи, в которых кривились изуродованные
отражения мира, и не смотрел по сторонам. Это бесполезное и опасное
занятие – смотреть по сторонам. Ничего нового все равно не найдешь,
только испортишь себе настроение или на неприятности нарвешься. Наши
улицы полны банальностей и облезлых стен, и мне всегда нравилось
ходить по городу только ночью.
Не знаю, что заставило меня поднять голову, когда я походил к мосту.
Возможно, какой-то голос, глухой и искренне-истеричный, крикнул
внутри меня «Смотри!» – а может, я просто споткнулся, не помню, да
это и не важно. Я все-таки поднял голову – и увидел на середине
моста ее фигуру. И было в ней что-то от уже улетевших на юг птичьих
стай, и от подкрадывающихся морозов, и от палой листвы, и от
небесного смеха – она была слезой плачущего мира… слезой, на
мгновение застывшей на самом краю глаза, дрожащей перед тем, как
покатиться вниз по щеке…
Наверное, мне нужно было крикнуть что-то предостерегающее, нужно
было попытаться остановить ее, удержать, схватить за локоть в
последний момент – я не успел даже подумать об этом. Я стоял, как
вкопанный, и не мог оторвать взгляда от ее красоты,
противоестественной, ошеломляющей… но мимолетной. Такая красота не
существует дольше двух мгновений – первое мгновение дается ей, чтобы
родиться, а второе – чтобы умереть. И вот, в промежутке между ними
мы замерли напротив друг друга, зная, чем все закончится, но не в
силах ничего исправить. Я не знаю, видела ли она меня, видела ли она
хоть что-нибудь, кроме ждущей ее темноты – временами кажется, будто
ей хотелось что-то сказать мне, но иногда я совсем в этом не уверен…
А потом произошло закономерное, и потому непоправимое. Она шагнула с
моста в пространство и полетела вниз – как и всякой слезе, ей
предстояло сорваться и скатиться по щеке, оставляя за собой мокрую
дорожку. Река приняла ее беззвучно и с радостью, темная вода жадно
проглотила тело и сделала вид, будто ничего не случилось…
Я перешел через мост, не вынимая из карманов рук. На другой стороне
было то же самое – тротуары, фонари и афиши. Блестела мокрым
асфальтом пустая дорога, где-то тяжело урчал грузовик, а в некоторых
окнах уже горел свет. Ничто здесь не напоминало о плачущем мире.
Ничто, кроме меня. А я уходил прочь и думал, как тяжело, наверное,
быть миром, и как часто ему приходится плакать. Больше мне никогда
не удавалось увидеть ее фигуру на середине моста…
Да, это здесь… здесь… во тьме, во тьме – свистни, и ночь свистнет в
ответ…
|