|
Щеры жили возле самых ворот в преисподнюю. Именно там, в огромной пещере,
среди исполинских каменных обломков, наполовину сокрытых слоем спрессованного
тысячелетиями пепла, стояли их убогие жилища. Именно там обитали они, не видя
никакого другого света, кроме мерцающего багрового отблеска, то и дело
являющегося в страшных воротах зловещего ада. Здесь была их страна. Унылой была
она, но это была страна щеров. И жили они в этой стране не просто так, а
исполняя свое предназначение. Щеры издавна внимательно следили за адским
отблеском ярко красного цвета в черном обрамлении. И не только за ним. Они денно
и нощно оберегали завесу между обиталищем проклятых грешников и остальным миром.
Завеса та была совершенно прозрачной и на редкость крепкой. Но, несмотря на
крепость эту, иногда появлялись на завесе мелкие трещинки. Вот именно их и
латали щеры. Только их племени было ведомо искусство восстановления спасительной
завесы. Только им было известно, как добыть в черных пещерах волшебную смолу,
при помощи которой можно было единым взмахом кисти оградить человечество от
подлой нечисти. И только они оберегали белый свет от сонмища грехов и пороков,
вырвавшихся из душ грешников, неистово искавших себе нового прибежища. Таково
было предназначение щеров.
Адовой завесе никогда не было покоя. Ни на мгновение не прекращали биться
об неё беснующиеся грешные существа, прямо-таки кишевшие в преисподней.
Превеликое множество было там этих подлых тварей.
Щеры почти всегда безучастно наблюдали за жуткими бледно-серыми тенями на
фоне ярких сполохов багрового сияния и лишь иногда презрительно шептали сквозь
зубы.
- Так вам и надо. Вы сами заслужили этого. Только сами. Никто же вас не
заставлял!
Шептали, плевали зло на утоптанный пепел и шли дальше с гордо поднятой
головой. Все щеры презирали мучающихся за стеной грешников. Вернее, все кроме
одного. Паршивая овца всегда в стаде отыщется. В племени щеров также нашелся
один не от мира сего. Кстати сказать, он тоже был презираем среди своих
соплеменников. Крепко презираем, так крепко, что неизвестно еще кого щеры
презирали больше, своего сородича или тех - за завесой.
А звали его Жа. И был он младшим сыном, правившего когда-то щерами вождя
Мо. Давно правил Мо, так давно, что Жа уже стал забывать времена всеобщей любви
к нему. А было и такое время. Было. Тогда каждый щер считал своим долгом
погладить по голове малолетнего сына властителя, сказать ему доброе слово и
непременно угостить чем-нибудь. Ничего тогда не жалели щеры для Жа. Самое лучшее
отдавали ему. Да что там лучшее! Последнее готовы были отдать. Вот ведь как
было.
В детстве Жа и не знал, что в их племени может существовать зло. Он думал,
что зло есть только там, за завесой. Только там среди страшных багровых
всполохов. А в селении щеров для маленького Жа зла не было. Здесь было только
добро, счастье и любовь. Все любили сына вождя, все до единого. И Жа тоже всех
любил. Любил и жалел. Да и как можно было не любить таких добрых и ласковых
сородичей? Их нельзя было не любить! Никак нельзя!
А потом вдруг все перевернулось. Вождь Мо, путешествуя по дальним скалам
со своим лучшим другом Су, попал вдруг под обвал каменных глыб и ушел в светлые
страны. Великим было горе у щеров, но не долгим. На другой день горя не стало, а
стал с того дня править щерами новый вождь по имени Су. Су был всегда строг,
мрачен и суров. И был у него тоже любимый младший сын.
Жа сперва никак не мог понять, что же случилось в их селении. Почему те,
которые вчера еще ласкали его, вдруг стали презрительно отворачиваться. Жа
подбегал к ним поближе, заглядывал в глаза, шептал добрые слова, а в ответ
слышал ядовитое шипение и злые усмешки. Потом к шипению и усмешкам добавились
подлые пинки с руганью. Затем бить его стали молча. Щеры так яростно злились,
когда сын бывшего вождя подходил к кому-нибудь из них, что Жа сразу же
становилось до боли в своем маленьком сердечке жалко сердитых сородичей. До того
жалко, что он скоро вообще перестал выходить из своего схорона. Зачем злить
своих соплеменников? Зачем надо делать им плохо? Никому Жа не хотел делать
ничего плохого. Никому. Потому и спрятался он в тесном темном подземелье. Сын
бывшего вождя безропотно скрывался в глубокой норе, и лишь иногда всхлипывал,
вспоминая прошлую жизнь. Всхлипывал, но продолжал искренне любить своих
соплеменников. Не смотря ни на что, продолжал любить. А те от этой любви
становились еще злее.
И не выходил Жа из своего укрытия до тех пор, пока не пришла его пора
охранять завесу. Здесь уж "хочешь - не хочешь", а выходить пришлось. Каждый щер
был обязан с честью исполнять свой священный долг. Когда приходил срок, все без
исключения вступали на дозорную тропу и быстрым взором искали едва наметившиеся
трещинки. Все искали трещины, как полагается, не вглядываясь за завесу, и только
один не желал следовать древним заветам. Только один.
Жа прекрасно знал, что нельзя долго и пристально смотреть туда, но он
ничего не мог с собой поделать. Молодому щеру было очень жаль мучающихся
невольников жаркого подземелья, и он старался хотя бы сочувствующим взглядом
помочь страдальцам, подбодрить их. Хотя бы так. Помогали взгляды Жа томящимся за
завесой мученикам или нет, никто не знает. Может, помогали? А может, и нет?
Теперь уж не разберешь. Только вот беснующиеся грешники каким-то своим особым
чутьём поняли доброе отношение к себе, и стоило только Жа выйти в дозор, так за
завесой сразу же случалось волнение. Тысячи печальных глаз из скопища трепещущих
бледно-серых силуэтов с великой тоской искали доброго взгляда молодого щера.
Искали и находили, порождая в душе охранника бурю жалости и трепетный интерес к
несчастным созданиям. Жа уже не мог спокойно пройти рядом с завесой, не одарив
подбадривающим кивком головы наиболее настойчивых страдальцев. Иногда он
останавливался перед завесой, прикладывал руки к груди и протяжно вздыхал.
Особенно часто Жа стоял возле крученого камня. Именно там являлось ему красивое
женское лицо. Это лицо было до того прекрасно, что у молодого стража при виде
его всегда захватывало дух. Вместе с пленением духа по крепкой коже щера
пробегал довольно-таки жгучий морозец. Красавица за завесой была неестественно
прекрасна. Даже завеса не могла нанести хотя бы малейшего ущерба этой красоте.
Даже она. Юный стражник еще никогда не видел таких прекрасных глаз. Никогда. И
потому вглядываясь в них, он сразу же тонул в какой-то страшной, неестественно
таинственной, но весьма приятной для него глубине.
Вот и сейчас глянув в огромные зеленые глаза страдалицы, Жа сбился с
размеренного шага, часто задышал и стал топтаться около крученого камня.
Незнакомка пристально смотрела на щера, печально улыбалась ему и прижимала к
завесе свои восхитительные руки. Она широко раскрывала прекрасный рот, часто
моргала мохнатыми ресницами и настойчиво манила к себе смущенного Жа. Долго
смотрел на красавицу очарованный её прелестью щер. Долго не мог он двинуться с
места, а потом он вдруг судорожно затряс головой, протер ладонями лицо и шагнул
поближе к завесе. Вернее, не к завесе, а Ней. Вот она уже рядом, только стоит
протянуть руку и можно коснуться её прелестного лица. Вот только завеса.... Если
бы не она....
И тут Жа заметил крошечную трещинку на прозрачном монолите. Трещина была
как раз напротив лица красавицы. Как раз между её пленительных глаз. По древним
правилам щер должен сразу же, прошептав заклинанье, обмакнуть кисть в
чудодейственную смолу и ударить ею по трещине. Сразу же ударить. Без
промедления. Этот быстрый удар был святою обязанностью любого хранившего
целостность завесы. Это закон для всех, а вот Жа замешкался. Он, конечно же,
выхватил кисть, но ударить по печальному лицу красавицы духу у него не хватило.
Жа пожалел её. А трещина между тем стала расти. И вот она уже размером с ноготь.
И вот уж от неё во все стороны побежали стремительные лучи. У стража еще был
шанс ударить по этим лучам кистью, была еще возможность укротить их своим
могучим оружием, но он ею не воспользовался. Жа опоздал! Он упустил нужный миг,
и завеса разорвалась!
Вслед за зловещим треском на зачарованного щера обрушился противный
многоголосый вой. Окаменело тело его, но он продолжал смотреть на Неё. А
красавицы уже за завесой не было, она вдруг обратилась в огромную черную кошку и
проворно выпрыгнула на волю.
- Возьми нас с собой Чума! - нестройным хором рявкнули сотни визгливых
голосов. - Возьми!
- Кто такая Чума? - хотел спросить кого-то Жа, но не успел.
Крепкие руки отшвырнули его от треснувшей завесы, вырвали кисть и
посыпались на голову Жа острые камни. Он пытался укрыться от них руками, но
камней становилось всё больше и больше.
Всё племя щеров поднялось по тревоге. Все были здесь! Все от мала до
велика. Одни мужественно латали завесу, а другие зло карали предателя. Скоро
стих вой преисподней, а камни всё летели и летели в голову провинившегося щера.
Летели до тех пор, пока не закружила Жа неведомая сила и не понесла его в
далекие светлые страны. Навсегда понесла!
- А ведь они, наверное, будут мучаться из-за того, что забили меня
камнями? - подумал Жа, улетая из страны щеров навсегда. - Несчастные. Как же мне
все-таки вас жалко! Как жалко!
©
Филиппов
Алексей Николаевич |
|
|
